Да, я и запамятовала, что, сидя на даче, настрочила фанфик.
Внезапно ориджинал, хотя в его появлении виноваты M&M 8. *рукалицо*
Название: Ты приковал меня загадкой своих снов...
Автор: И. О. тов. Саурона
Фэндом: Ориджиналы
Персонажи: темный эльф/лич
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Фэнтези, POV
Размер: Драббл
Статус: закончен
Описание: Ночь после битвы. Беседа. Кто они, где они - зачем это знать? Важно только то, что они есть.
Публикация на других ресурсах: Как обычно - где угодно, если пришлете ссылку.
Примечания автора: Спустя достаточно долгое время вдохновение пришло ко мне вновь. Если оно меня не оставит и вам понравится, то могу продолжить,если же нет, то все останется на данном уровне.
П.С. Скорее всего, я все же продолжу. Хотя бы еще одну часть.
П.П.С. Я не ставила тег "некрофилия", ибо тут нет почти ничего такого. Но на всякий случай рекомендую погуглить, что такое лич, если кто не в курсе (и я не про фрукт).
…Он сидит, подтянув острые колени к груди и прижавшись спиной к скале, будто бы не чувствуя холода. «Конечно, не чувствуя, - досадливо одергиваю себя, - он ведь мертвый». Но через несколько секунд снова забываю об этом.
Темно-алые, цвета зрелого вина огоньки его глаз не горят, и он кажется воином древности, присевшим отдохнуть, да так и не вставшим.
читать дальшеЯ прислушиваюсь к себе и не чувствую той жгучей ненависти, что ощущал в самом начале нашего знакомства. Только любопытство, да еще…
Тихо-тихо я на четвереньках подползаю к нему поближе и протягиваю руку к его лицу. Но не успеваю прикоснуться – вспыхивают огоньки его глаз. Он не шевелится, но я отчего-то примерзаю к месту под его внимательным взглядом – на корточках, с нелепо вытянутой рукой и, могу поклясться, с глупейшим выражением лица.
- В чем дело, эльфенок?
Его голос звучит чуть хрипловато, и я снова невольно задумываюсь о том, как можно разговаривать, не имея ни горла, ни языка, ни голосовых связок. Я смотрю на него, и в оскале его зубов мне чудится насмешка.
Я убираю руку, собираясь встать и уйти, сохранив таким образом хотя бы крупицу гордости. В конце концов, кто он и кто я? Воскрешенный с помощью гнусного ритуала скелет – и принц крови, наследник темноэльфийского престола…
- Шестого в очереди.
На этот раз в его голосе звучит неприкрытый сарказм. Я вскакиваю, ощущая, как начинают пылать мои щеки, и жалею только о том, что клинок остался рядом с заплечным мешком, у костра. С каким наслаждением я снес бы ему голову!..
Он тихо смеется, а огоньки в его глазницах тлеют полузатухшими углями. Я гляжу на них и не могу оторваться. А сам вспоминаю, как однажды они полыхнули адовым пламенем – полыхнули, потухли и больше никогда не разгорались снова.
Отсмеявшись, он поднимает руку в жесте примирения, и только тогда я понимаю, что до сих пор стою перед ним. Снова меня захлестывает раздражение – и тут же испаряется, как дымок под порывом ветра, когда он говорит:
- Не обижайся, эльфенок.
- Я не эльфенок, - бурчу я, чувствуя себя маленьким и глупым.
Он хмыкает и поплотнее запахивает плащ.
- Холодно? – машинально спрашиваю я, и только после соображаю, какую ерунду сморозил.
- А ты что же, согреть меня пришел? – снова усмехается он.
У меня есть выбор – гордо уйти, что, в принципе, должен был сделать уже давно, или остаться.
Я сомневаюсь долго – тяну время, словно не желая примириться с решением, которое принял уже давным-давно. А потом, бросив вслед умершей репутации последний прощальный взгляд, устало бросаю:
- Да ну тебя, - и сажусь рядом.
Он, кажется, удивлен, хотя, ясное дело, по его лицу ничего сказать нельзя.
От него веет прохладой – едва уловимой, человек бы и не ощутил – и слегка пахнет тленом, магией и вечностью. Я вдыхаю эту странную смесь полной грудью, уже ни капли не заботясь о том, что он подумает обо мне, а потом, как будто вернувшись на миг в детство, бездумно говорю:
- Расскажи мне что-нибудь.
- Что? – откликается он, и я не слышу в его голосе удивления.
Я неопределенно пожимаю плечами.
Он как будто вздыхает. И негромко начинает:
- Жил-был эльф. Не знал он ни горя, ни печали, как и все, кто живет в Благословенной Стране. И имел он все, что только нужно живому для счастья.
- Что? – необдуманный вопрос срывается с губ сам собой.
Он усмехается.
- А что ты думаешь?
- Золото, - все так же бездумно отвечаю я, - драгоценности. Дворец, может быть, - и смотрю на него.
Но он отворачивается, а взгляд его, как мне кажется, становится почти печальным. Долго молчит.
- И это тоже, - наконец отвечает он. – Но кроме этого – семья. Друзья. Любовь.
Я в который раз ощущаю себя глупым мальчишкой.
- А потом? – молчание снова затягивается, но мне интересно узнать, что случилось дальше.
- А потом пришла война. И она отняла у эльфа все.
- Все? – переспрашиваю я, а горло отчего-то перехватывает.
- Все, - эхом откликается он. – Кроме жизни.
- И он отомстил? – выпаливаю я. Обычно в сказках, которые я читал в детстве, все так и происходило – герой сначала терял что-то ценное, потом мстил обидчикам и возвращал свое сокровище обратно. – Отмстил? – переспрашиваю я, жадно всматриваясь в его лицо.
Он смотрит на меня – не то сочувственно, не то с насмешкой – и задает самый странный вопрос в данной ситуации.
- Кому?
- Как – кому? – не могу сообразить я. Мимо словно порыв ледяного ветра проносится, и я стараюсь плотнее закутаться в плащ.
- Войне? – уточняет он. – Смерти? Кому мстить?
- Тем, кто убил его родных, друзей…
- Солдатам? За что? Они всего лишь выполняли приказ.
- Тогда тем, кто этот приказ отдал, - отвечаю я, чувствуя себя так, будто бы иду по болоту. Я знаю, что зашел уже слишком глубоко, что мне уже не выбраться, но все равно продолжаю упрямо переться вперед, как будто бы этим можно что-то изменить.
- Но они же не убивали. Не разрушали. Не грабили.
- Но они же отдали приказ! – восклицаю я – кажется, слишком громко. Испуганно озираюсь по сторонам – никого ли не разбудил? – а потом снова поворачиваю голову к нему. Как на болоте, точно. А его глаза – огоньки болотные. Поверь им – и заведут они тебя в самую топь, откуда нет возврата, а потом погаснут, оставляя тебя наедине с вечноголодным чудовищем. И сгинешь ты, и косточки твои не найдут… - Ты же сам сказал… - шепчу.
Но он снова отворачивается, а мне хочется плакать от бессилия. Словно бы я оказался слишком глуп, чтобы его понять.
Я едва подавляю в себе желание силой заставить его повернуться ко мне. Посмотри на меня, - слова почти срываются с моих губ, и я торопливо, по-детски, прижимаю к ним пальцы, стараясь удержать их внутри. Дай мне тебя понять. Открой мне то, что прячешь ты в глубине своих огненных глаз…
- Его лишили свободы, - он произносит это так неожиданно, что я вздрагиваю. – Увезли в свою страну и сделали рабом.
- Не может этого быть! – снова излишне громко выпаливаю я. – Эльф не будет никому прислуживать. Он скорее умрет!
- Если ему есть, за что умирать. А когда не осталось ничего, ради чего стоит жить, то и умирать не стоит.
Сраженный его словами, в которых, на первый взгляд, нет никакой логики, я не нахожусь с ответом. Чуть погодя я все же осторожно интересуюсь:
- А потом?
Его глаза сверкают на миг двумя рубинами в свете факелов, и он раздраженно выплевывает:
- А потом его продали в гарем султану, и эльф ублажал его, пока не надоел. И тогда его убили.
Я отшатываюсь от него. А он, словно не заметив, откидывается на скалу за его спиной и вытягивает ноги.
- Зачем… Зачем ты… - слова не идут мне на язык, и их приходится выталкивать.
Он бросает на меня острый взгляд, а потом говорит, добивая меня окончательно:
- А как тебе такая сказка: жил-был некромант, и был он безнадежно влюблен в одну красавицу. Она не отвечала ему взаимностью, да что там – совершенно его не замечала, не знала ни имени его, ни того, что он вообще существует. И вот в один прекрасный день она исчезла. Но через неделю появилась снова – и некромант получил от нее письмо с просьбой прийти к ней. Разумеется, так он и поступил.
Я жадно слушаю, ожидая и в то же время опасаясь развязки.
- Она ожидала его. Он, вне себя от счастья, бросился в пучины страсти. Так продолжалось неделю, и с каждым днем она становилась все более страстной, а он, наоборот, все сильнее охладевал к ней, словно женщина, в которой он души не чаял, превратилась в одночасье в прочитанную книгу, которую не хочется перечитывать. И вот, придя в седьмой день, он наткнулся в ее доме на полнейшую тьму. Думая, что ее нет, некромант собрался было уйти, но ее голос, прозвучавший в тишине, убедил его в обратном. Ничего не видя, руководствуясь только прикосновениями, он отдался своим инстинктам, а когда захотел поцеловать ее губы, то ощутил лишь ткань. Тогда, обозлившись, он сорвал ткань и зажег свет – но, боги свидетели, лучше бы он этого не делал. Ибо там, на кровати…
Я против воли подался вперед, увлеченный этой странной историей.
- …лежала груда тряпок, а среди них – нижняя часть женского тела, зеленовато-синяя, покрытая трупными пятнами. Вот какова была цена его никчемной любви – и смертельного равнодушия.
Последнюю фразу он выплевывает мне в лицо. А меня трясет. Впечатления, оставшиеся от вчерашнего побоища, снова врываются в мой мозг, смешиваясь в безумном хороводе с жутким видением, рожденным его рассказом.
Уткнувшись в свои колени, я рыдаю и не мог остановиться. Это настоящая истерика, и я ругаю себя последними словами за столь неподобающее поведение. Настолько раскиснуть…
Но потом моего плеча касается костлявая рука – касается так, будто ее обладатель давно забыл, что значит дарить кому-то ласку.
- Я и забыл, какие вы нежные, - говорит он чуть ли не растерянно. Я шмыгаю носом. Интересно, это он заклинание с эффектом корня валерьяны прочитал или на меня настолько успокаивающе его прикосновение действует?..
- Никакие мы не нежные, - бурчу я, но не очень убедительно, а то еще уберет руку… - Но ты соврал. Не было такого.
- Конечно, не было.
Он отзывается чересчур поспешно, и я понимаю: было.
Я провожу рукой по влажным глазам, стыдясь отчего-то смотреть ему в лицо. Потом прижимаюсь своим плечом к его – костлявому и ужасно острому – и глухо бормочу:
- Не понимаю, зачем вообще идти в некроманты?..
Он хмыкает, не пытаясь отстраниться.
- В основном, за знаниями.
- Но есть же Гильдия Ученых.
- Есть, - не спорит он. – Но ученые, несмотря на то, что любят препарировать лягушек, совсем не любят, когда эти самые лягушки оживают под их ножом и прыгают по всей лаборатории.
Я насмешливо фыркаю.
- Или вот выкапываешь ты, допустим, какой-нибудь корешок – из научного интереса, разумеется. Копаешь его, копаешь, а он не выкапывается. И вот ты в сердцах бросаешь лопату, припечатываешь покрепче упрямое растение, и тут из ямы, тобой выкопанной, вылезает скелет.
Я хихикаю – заклинание поднятия скелета весьма схоже по звучанию с одним весьма неприличным выражением. А он как ни в чем ни бывало заканчивает:
- Поэтому тем, кто наделен даром, место только среди им подобных, то бишь среди некромантов.
Я не отвечаю, глядя на догорающий в отдалении костер. А потом, повинуясь какому-то дикому порыву, чмокаю его в скулу – она гладкая и холодит губы. Он с нескрываемым удивлением смотрит на меня, а я, добавив в голос побольше угрозы, шепчу:
- Кому-нибудь расскажешь – все зубы выбью.
Он еще секунду смотрит все так же недоуменно, а потом заливается смехом. Именно заливается – звучит точь-в-точь как стальной колокольчик. И я против воли начинаю улыбаться в ответ.
Отсмеявшись, он треплет меня по волосам.
- Ох, и повезет кому-то с таким сокровищем, - говорит он, и мне снова не понять – не то с грустью, не то с насмешкой.
Я фыркаю, а потом хлестким движением вскакиваю и теряюсь в сумерках – точно зверек лесной, принявший было ласку, но в следующий миг отскочивший.
- Тебе меня не приручить, - шепчу я, а на губах полусумасшедшая улыбка – знаю, что вру самому себе. Приручил уже. Вот только не узнает он этого. По крайней мере, пока.
-
-
10.01.2017 в 18:55-
-
10.01.2017 в 19:09