Путь к сердцу монстра зависит от строения его тела
Красный тюльпан, желтый тюльпан
Автор: Кьяроскуро
Фэндом: Ориджиналы
Пэйринг или персонажи: м/м
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма
Размер: планируется Миди, написано 19 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе
1 частьdepre-ss-tobi.diary.ru/p200127135.htm
2 частьdepre-ss-tobi.diary.ru/p200265867.htm
Тем временем лето кончилось, и в свои права вступила осень, а вместе с ней все жарче и жарче с каждым днем стало разгораться пламя войны. Тысячи внимательных глаз обратились к линиям фронтов, миллионы пытливых умов искали и не находили ответа на вопрос «Что же будет дальше?». Европа бурлила, подобно гигантской водяной воронке.
Но природе не было до этого решительно никакого дела. Солнце все так же всходило и садилось за горизонт, дни сменялись ночами, листья стали блекнуть и желтеть, а ягоды рябины, растущей под окном комнаты Тадеуша, наливались багрово-алым цветом, знаменуя тем самым суровую, морозную зиму. Впрочем, до этого было еще далеко, и ночи стояли теплые, влажные и душные, после сумерек накрывающие собой Кельце будто бы необъятным ватным одеялом.
читать дальшеОдна из таких ночей выдалась особенно жаркой. Агнешке не спалось – взбудораженная духотой и новостями с фронта, прочитанными накануне в газете, она до самого рассвета ворочалась на постели, сбивая простыни, а когда стало совсем невмоготу, встала, оделась и вышла на воздух.
Солнце должно было вот-вот выйти из-за горизонта. На востоке было уже совсем светло, и полнеба заливало мягким золотисто-розовым цветом. Глядя на это, Агнешка замерла, ибо, созерцая подобное, не хотелось ни говорить, ни двигаться. Она думала простоять вот так долго, до самого появления светила, но вскоре ее колени заныли от непосильной нагрузки, и экономка, тяжело шаркая по дорожке, углубилась в сад – ей вспомнилась вчерашняя просьба графини проверить, в порядке ли ее любимые гладиолусы, только-только раскрывшие самые нижние свои бутоны.
Клумбы смотрелись яркими островками посреди зеленовато-желтой гаммы листвы и травы – астры, хризантемы, бархатцы, золотарник привлекали к себе взгляд оттенками красного и оранжевого, белоснежного, нежно-фиолетового и пурпурного. Агнешка присела на корточки перед крупной, клонившейся под своей тяжестью веткой гладиолуса и кончиками пальцев погладила упругие, влажные от росы, ало-бордовые лепестки. Потом тень воспоминания набежала на ее лицо, и экономка слегка улыбнулась, продолжая механически поглаживать бутоны. Странный шум, долетевший издали, отвлек ее от мыслей.
Недоумевая, Агнешка поднялась и поспешила на звук. Пройдя сад насквозь, она подошла к ограде, за которой пролегала дорога на Кельце. И то, что предстало перед ее глазами, заставило женщину ахнуть и побледнеть.
По дороге шли русские солдаты – совсем не те, что видел Тадеуш из своего окна месяцем ранее. Эти солдаты, казалось, явились прямиком из какой-то адской мясорубки. Форма их была нечиста и оборвана, сапоги были серыми от пыли, на многих виднелись темные от грязи или от крови бинты, а на лицах лежала печать тупой, нечеловеческой усталости. Солдаты были на пределе сил. Но при этом они умудрялись соблюдать некое подобие порядка и сохранять строй, и это послужило причиной того, что в душе Агнешки поднялась волна невероятного уважения к этим несломленным мужчинам.
Солдат было немногим более шести десятков человек. Еще около десяти – офицеры, судя по погонам – ехали вдоль строя на лошадях, столь же измученных, как и люди. А совсем в конце колонны медленно двигалась повозка, где, по всей видимости, лежали раненые – те, кто не мог уже идти самостоятельно.
Но Агнешка увидела это все лишь мельком – более всех ее внимание привлек молодой красивый офицер, ехавший впереди строя. Он чуть сутулился от усталости и слегка покачивал головой в такт шагу своего скакуна, а глаза его неподвижно глядели прямо перед собой так, что, казалось, он грезит наяву. Но когда Агнешка пошевелилась, офицер резко повернул голову и уставился на экономку внимательным, цепким взглядом. Женщина оцепенела, а он толкнул пятками коня, одновременно натягивая повод вправо. От неожиданности животное всхрапнуло, дернуло головой и, неловко переступая с ноги на ногу, загарцевало на месте. Офицер досадливо ткнул его в бок еще раз, после чего конь послушно подошел к ограде, за прутья которой держалась Агнешка.
- Пани, - начал офицер хрипло, потом смущенно откашлялся в кулак и начал еще раз. – Пани, правильно ли мы движемся к Кельце?
Агнешка только согласно кивнула.
Серое от дорожной пыли лицо офицера буквально просияло.
- А далеко ли до него?
- Нет…нет, - экономка помотала головой. – Пяток верст всего.
Мужчина в порыве чувств прижал руку к груди, и губы его шевельнулись. «Ну, слава тебе, Господи» - угадала экономка по их движению. Потом офицер повернулся к бредущим мимо солдатам и красивым, хорошо поставленным голосом прокричал:
- Эскадро-он! Бодрее шаг! Пять верст всего осталось, братцы!
Он уже было направил коня обратно в строй, но на полпути обернулся и одарил Агнешку благодарной улыбкой.
- Спасибо Вам, пани. Век не забуду.
Разумеется, Агнешка о произошедшем без промедления рассказала господам, когда те спустились к завтраку. Графиня, слушая ее рассказ, то и дело поглядывала на мужа, и в ее глазах мелькал неприкрытый страх. Но граф не обращал на жену ровно никакого внимания – он все еще не простил ей глупого плана. Вместо этого он расспрашивал экономку, уточняя подробности.
- Так это были русские?
- Да, пан.
- А сколько?
- Около шести десятков. Да офицеры еще. И раненые.
- Негусто… Как, ты говоришь, их командир к ним обратился?
- Он крикнул «эскадрон», пан.
- Странно, - Фредерик пожевал губами, уставясь взглядом в портрет императора, висящий напротив него, и о чем-то задумался. Агнешка не сразу решилась его побеспокоить вопросом.
- Почему странно, пан?
- Эскадрон – конный отряд, - будто бы обращаясь к себе, отозвался граф. – И к тому же довольно значительный, под две-четыре сотни. А ты говоришь, что их было шесть десятков, и все шли пешком.
Экономка поспешила оправдаться, сочтя слова хозяина упреком.
- Шесть десятков и офицеры. Которые были на конях. Хотя, конями их назвать… - и женщина махнула рукой.
- Это почему же? – заинтересованный, граф оторвался от созерцания усов Николая и повернулся к ней. Женщина смутилась.
- Одна кожа да кости, пан. Хотя и солдаты выглядели не лучше. Где уж им о скотине заботиться, - Агнешка покачала головой, явно не одобряя подобного обращения с лошадьми.
Брови Фредерика взлетели высоко вверх.
- Да что ж ты молчала? – Фредерик от волнения подался вперед, вцепившись в ручки кресла. – С этого-то и надо было начинать. Очевидно теперь, что они только что из боя. Поэтому и коней при них нет, все полегли.
Агнешка хотела просить прощения, но граф остановил ее взмахом руки. О чем-то поразмыслил пару секунд, а потом решительно отъехал от стола.
- Вот что, Агнешка, - экономка знала такой тон графа. Знала она и то, что возражать ему в такие моменты нельзя. И она напустила на лицо самое внимательное выражение. – Зови Вацлава и вели Ирджи готовить коляску. Я поеду в город, узнаю сам, что да как.
Агнешка присела в реверансе и торопливо удалилась.
Графиня наблюдала за разворачивающейся сценой со все возрастающим беспокойством. Когда экономка исчезла за дверью, она порывисто поднялась и с мольбой посмотрела на мужа.
- Фредерик, пожалуйста… - начала было она, но граф не удостоил ее даже взглядом. Он двумя крупными глотками допил почти остывший кофе и отправился вслед за Агнешкой.
Тадеуш поднялся уже тогда, когда граф уехал в Кельце. Позавтракав в одиночестве, он хотел было пройтись по саду, но Каролина встретила его на пороге столовой и тускло улыбнулась.
- Доброе утро, сынок, - начала она, загораживая собой весь дверной проем. – Я хотела бы поговорить с тобой. Ты ведь не откажешь мне?
Как ни хотелось Тадеушу очутиться на воздухе, посидеть в своей любимой беседке, что стояла в дальнем конце сада и открывала прелестный вид на маленький пруд, куда по весне слетались утки, он послушно склонил голову и ответил, коснувшись губами протянутой материнской руки:
- Конечно, матушка, как пожелаете.
Графиня снова улыбнулась и повернулась к сыну спиной. Она отвела его в маленькую гостиную, чьи окна выходили на келецкую дорогу, и, усадив юношу напротив себя, взяла его руки в свои.
- Сынок, - начала она проникновенным голосом, - ты всегда меня понимал и не перечил мне.
- Да, мама.
- Ты был моим умненьким сокровищем, Тадзиу.
- Конечно, мама, - Тадеуш покорно кивал в такт ее словам. Он не мог спорить с матерью, когда она принимала подобный вкрадчиво-ласковый тон – ни в детстве, ни сейчас.
- И ты понимаешь сейчас, что твой отец может погубить нас всех?
- Погубить?
- Если он расскажет про наш план…Если выдаст тебя…
- Мама, не говорите так, - как можно мягче возразил ей Тадеуш. – Разумеется, отцу не нравится план, - «Как и мне» - мелькнуло у него в голове, но юноша не стал этого говорить, - но он не будет нас губить. А кроме того, - Тадеуш сделал маленькую паузу, обдумывая свои дальнейшие слова, - кроме того, отец слишком печется о своей чести, чтобы признаться хоть единой живой душе в том, что его родной сын…
- О, да, - горько поджала губы Каролина. – Это все его польская кровь. Порой он бывает просто одержим своей честью, - она помолчала секунду и добавила. – Я рада, что ты не такой.
Эти слова неприятно резанули слух Тадеуша. Не такой? Значит ли это, что мать считает его бесчестным человеком? Он чуть поджал губы, но переспрашивать не стал.
- Но ты ведь понимаешь, что наш план – это единственный выход? – не дождавшись от сына ответной фразы, продолжила графиня еще более вкрадчивым тоном.
- Почему же единственным? – Тадеушу совершенно не нравился тот оборот, какой принимал его разговор с матерью, и он решился возразить. – Отец мог бы пристроить меня к штабу – помнишь, в июне к нам приезжал его бывший командир…
- Нет! – вскрикнула Каролина, отталкивая от себя руки сына. – Нет, - повторила она. – Я не позволю тебе. Ты должен остаться здесь, со мной.
Мысль о штабе пришла Тадеушу в голову пару недель назад, когда он читал выписанную недавно книгу Гюго. Обдумав пришедшую к нему идею как следует, юноша пришел к выводу, что она способна на существование – несмотря на страх войны, заперший его, точно узника Бастилии, в четырех стенах дома, крохотной части его натуры (скорее всего, той самой польской крови, о наличии которой у отца столь небрежно высказалась Каролина) была не чужда жажда славы и желание стать героем, впрочем, желательно без особых усилий и тем более телесных увечий. Но часть эту без труда подавляло чувство самосохранения и благоразумие. А вот слова Каролины смогли пробудить ее в юном Корс-Красовицком, и лишь по этой причине он решился вступить с матерью в спор.
- Работа в штабе совсем иная, нежели сражение на поле боя, - Тадеуш предпринял еще одну попытку переубедить мать. – Никакой угрозы почти нет.
- Почти? Почти?! Да это та же самая война!
- Но, мама, войдите и Вы в мое положение, - видя, что на доводы рассудка Каролина не реагирует, Тадеуш попробовал достучаться до нее с помощью эмоций. – Я умру со стыда, если мне придется выйти в женском платье на люди. Как я им потом в глаза буду смотреть?
- Со стыда ты не умрешь, никто еще со стыда не умирал, - в голосе графини послышалась сталь. – Тем более, что ты будешь далеко не первым, кто переодевался в женский костюм, дабы сохранить себе жизнь. Вспомни хотя бы мсье д`Эона.
- Мсье д`Эон надевал женское платье не для того, чтобы спасти себя, - Тадеуш вспомнил господина, о котором говорила мать – он читал о нем в какой-то книге. – Наоборот, он пользовался этим приемом, чтобы добывать информацию.
- А Филипп Орлеанский?
- Ради развлечения.
- А мсье де Шуази?
- Он считал себя женщиной, потому и переодевался в женские наряды, - парировал Тадеуш. В свое время книга «Графиня де Барр» весьма сильно впечатлила его, но, скорее, в смысле более отрицательном, нежели положительном – женоподобный юнец, говорящий о себе в женском роде и сходящий с ума при виде платьев, украшений и прочей женской мишуры вызвал у него легкое чувство гадливости. А теперь, получается, он должен будет стать вторым де Шуази?
- Ах, ну какое это имеет значение, - Каролина, исчерпав свои аргументы, досадливо отмахнулась. – Я лишь хотела сказать, что в этом нет ничего бесчестного.
- Общество и отец думают иначе.
Графиня нахмурилась и отвернулась к окну. И вдруг она будто окаменела.
- Матушка, что случилось? – Тадеуш обеспокоенно привстал из кресла.
Вместо ответа Каролина молча указала ему на главную аллею. К дому Корс-Красовицких приближался настоящий конный отряд – около двадцати человек верхом.
- Кто они? – выдавила графиня. – Что это значит?
-Я не знаю, - Тадеуш прильнул к окну. – Я не знаю их. Но…вон отец! Он…говорит о чем-то с одним из них.
- Идем, - графиня, вскочив с кресла с резвостью, поразившей Тадеуша, схватила его за руку и поволокла в свою комнату, игнорируя его попытки к сопротивлению.
Каролине хватило двадцати минут, чтобы превратить сына в племянницу. И все это время она без устали ворковала, не давая Тадеушу вставить ни слова поперек, а руки ее тем временем одевали, затягивали, завязывали, вплетали и поправляли. Но как только был нанесен последний мазок, и графиня приумолкла, юноша отшатнулся к двери и, в сердцах припечатав дрожащим от унижения голосом:
- Я не выйду в этом на люди. Это уж слишком, - выбежал за дверь с намерением запереться в своей комнате. Но на полпути Корс-Красовицкий наткнулся на неожиданное препятствие в виде отца и незнакомого мужчины в военной форме.
Узрев сына в подобном виде, граф побагровел от ярости, но вынужден был смолчать, хоть и губы его задрожали от делания наброситься на Тадеуша с упреками. Тадеуш же не обратил на это внимания – спутник, сопровождавший Фредерика, отвлек его на себя.
Присутствуй при этой встрече Агнешка, она немедленно признала бы в нем офицера, что говорил с ней этим утром. Он по-прежнему выглядел смертельно усталым и оставался все в той же пропыленной форме, что и была надета на нем с утра. Но глаза его горели решимостью и колоссальной внутренней силой – прекрасный образчик бравого русского офицера, хоть сию же минуту на холст.
До появления Тадеуша офицер и граф, по всей видимости, что-то обсуждали. Но когда перед ними возник юный Корс-Красовицкий, гость осекся и уставился на него во все глаза. И после этого на протяжении всего дальнейшего разговора его горящий взгляд почти ни на минуту не покидал лица Тадеуша, что последнего весьма нервировало.
Немую сцену прервало появление графини. Она выплыла вслед за сыном, окинула быстрым взглядом место действия, после чего мило улыбнулась офицеру.
- Добро пожаловать в наш дом, - светским тоном обратилась она к незнакомцу, после чего повернулась к мужу и мягко попросила. – Ma cher, будь так добр, представь нас гостю.
Граф в ответ ожег ее яростным взглядом, но все же сумел процедить, соблюдая приличия:
- Счастлив представить Вам мою жену, Каролину Генриховну…
- …и нашу племянницу, - торопливо перебила его графиня, после чего одарила гостя торжествующей улыбкой, предназначенной для мужа. – Аделаида Казимировна.
- Очень рад, - отозвался офицер и, склонившись, едва быстро коснулся губами протянутой графининой руки, а потом протянул ладонь Тадеушу, глядя на него так, будто бы стараясь прочесть его душу, словно иную книгу. Юноша замялся, но графиня незаметно толкнула его в бок, и он был вынужден подать гостю свою руку. Офицер склонился над ней, не отрывая взгляда от лица Корс-Красовицкого, и столь медленно, сколь только позволяли приличия, прижался губами к тыльной стороне его ладони.
Тадеушу было дико и неловко смотреть на это, и потому он немедленно выдернул свою руку из пальцев мужчины, как только перестал чувствовать на своей коже его горячие губы. А потом уставился на пейзаж, висящий на стене, стараясь не замечать проникновенного взгляда офицера, вновь, как стрелка компаса к северу, обратившегося к нему. Впрочем, через несколько секунд гость усилием воли перевел глаза на графиню и, слабо улыбнувшись, повторил:
- Очень рад. Позвольте представиться, лейб-гвардии ротмистр Кленовский, - он выпрямил и без того ровную спину и молодцевато щелкнул каблуками.
- А по батюшке? – графиня чуть зарделась от удовольствия, отнеся этот щелчок на свой счет.
- Николай Дмитриевич.
- Чудесно.
Каролина желала сказать ротмистру что-то еще, но тут в разговор вмешался молчавший до сих пор Фредерик, медленно багровеющий от злости.
- Не кажется ли тебе, ma chère, - поинтересовался граф у жены самым ядовитым тоном, на какой был способен, - что господин офицер устал и что ему требуется отдых?
- О, конечно, - графиня сделала вид, что не замечает мужниной злости. – Покорнейше прошу меня простить, Николай Дмитриевич.
- Настуся, отведи господина офицера в гостевую комнату, - не давая жене закончить и не предоставив Кленовскому ответного слова, обратился граф к появившейся в коридоре служанке. Та присела в реверансе.
- Пожалуйте за мной, - обратилась она к офицеру и поспешила к лестнице на второй этаж.
Кленовскому ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Впрочем, до того, как уйти, он успел почтительно кивнуть всем троим Корс-Красовицким и ожечь Тадеуша очередным горящим взглядом.
Как только его шаги стихли, Фредерик взялся за колеса кресла.
- Мне кажется, нам есть, что обсудить, - процедил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и покатил прочь. Мать и сын переглянулись и поспешили за ним.
Корс-Красовицкие устроились в маленькой гостиной. Как только дверь была закрыта, граф обратил к жене свое багровое от ярости лицо.
- Как Вы смели, - заговорил он прерывающимся голосом, - как только посмели это сотворить? Это…это… okropnie*!
Подчеркнутое «Вы» и проскальзывающие то и дело польские слова не обещали Каролине ничего хорошего.
- Что за brzydka** идея! Я сразу сказал Вам, что подобный план решительно невозможен. Господи, да это же была всего лишь bezsensowny dowcip*** моего брата! А Вы…во что Вы только посмели превратить моего сына?!
- И во что же? – Каролина, хоть и была напугана видом мужа, держалась неприступно. Она гордо вздернула подбородок и смерила графа холодным взглядом. – Я, в отличие от Вас, сделала хоть что-то, чтобы защитить нашего сына.
- Я собирался предложить ему место при штабе, - Фредерик, не ожидавший от жены контратаки, немного сбавил тон. – Я хотел сказать Вам…
- Штаб, армия – какая разница, - графиня отмела его слова с той же легкостью, с какой отмела ранее аргументы сына. – Я хочу, чтобы мой сын был здесь, со мной, а не где-то в чистом поле под градом пуль. Я не хочу, чтобы мой сын, - она на миг остановилась, но после продолжила, медленно цедя одно слово за другим, - превратился в еще одного Александра.
При этих словах от лица графа отхлынула вся кровь, и оно стало белее его накрахмаленного воротничка. Тадеуш, до тех пор сидевший молча и разглядывающий доски паркета, вскинулся и со страхом поглядел на отца, боясь, что слова матери окажут на него чересчур большое действие. Но Фредерик, к счастью, скоро пришел в себя. Запал его, тем не менее, весь вышел, и продолжать обмен упреками стало уже решительно невозможно.
Тадеуш знал, чем попрекнула отца Каролина – знал тайно, от Агнешки, считавшей, что сын своего отца имеет право быть в курсе. А речь шла вот о чем.
До Каролины Фредерик уже был однажды женат. Его супругой являлась некая русская не то графиня, не то княгиня (ни имени ее, ни фамилии, ни титула Тадеушу вызнать у экономки так и не удалось). Как говорила Агнешка, о любви меж мужем и женой речи не стояло – холодный расчет и не более. Тем не менее, от этого брака был рожден сын, названный Александром – в честь правившего в те годы императора Александра III.
Когда мальчику минуло пять лет, тогдашняя графиня Корс-Красовицкая скоропостижно скончалась от туберкулеза. Но граф недолго оставался неутешным вдовцом. Спустя полгода он повстречал на одном из приемов юную и ослепительно прекрасную австриячку Каролину Рейхенхоф, почти немедленно сделал ей предложение, и оно, разумеется, было с радостью принято.
Но маленький Александр так и не сумел принять новой матери. И так не очень привязанный к отцу, после свадьбы его он и вовсе едва ли не возненавидел графа – ему казалось, будто Фредерик своим поступком предал память его матери.
Сам граф, конечно, пробовал изменить ситуацию к лучшему, но тщетно. И в итоге Фредерик махнул на упрямого ребенка рукой, погрузившись в семейную жизнь с красавицей женой. А уж когда у четы Корс-Красовицких родился сын, граф, кажется, и вовсе забыл о существовании первенца. Тем не менее, когда подошло время, Александр был отправлен на учебу в Петербург. Кто бы мог знать, что он оттуда больше никогда не вернется в отцовское имение? Спустя несколько лет от него Фредерику пришло письмо, оказавшееся первым и последним. В нем писалось, что Александр, с отличием окончив Владимирское военное училище, решил идти по военной стезе, что он взял фамилию матери, от своей доли отцовского наследства отказывается в пользу второго ребенка и более не смеет докучать господам Корс-Красовицким. С тех пор имя Александра в доме оказалось под негласным запретом.
То, что Каролина сейчас так внезапно и безжалостно вспомнила о нем, говорило о твердом решении графини идти до конца. И что оставалось делать Фредерику? Первый сын был для графа сплошной незаживающей раной, и когда слова Каролины так мучительно резанули его по больному, Корс-Красовицкий разом растерял все те упреки, всю ту злость, все те немногие силы, что еще у него оставались, и понял, что этот бой для него проигран. И потому он лишь устало проговорил:
- Если кто узнает…это будет страшный позор. Бесчестье.
Каролина взглянула на мужа, и он вдруг показался ей таким старым и беспомощным, что у нее сжалось сердце. Она подошла к мужу и сжала его руку в своих ладонях.
- Прости меня. Но я была так испугана… Ты же знаешь, что Тадеуш попадает под четвертый разряд****. Его могут забрать в любой момент. И когда я увидела тебя с этим офицером… Я подумала…
- Что это воинский начальник? – грустно усмехнувшись, закончил за Каролину граф и едва ощутимо пожал ее руку. – Глупенькая. Разве я привел бы его в свой дом?
Несколько минут гостиная была погружена в тишину. Потом графиня едва слышно вздохнула.
- Но ведь сделанного не воротишь?
- Уже нет, - Фредерик с сожалением покачал головой. – Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы правда не вышла на поверхность. Хоть и считаю это поступком, недостойным дворянина.
Каролина благодарно улыбнулась супругу и поцеловала его ладонь. Тот лишь слегка нахмурился.
- Ладно, оставим это. Я хотел бы объяснить вам появление этого офицера в нашем доме.
Каролина и Тадеуш обратились в слух. И граф, слегка пожевав губами, начал рассказ.
*okropnie – чудовищно (польск.)
** brzydka – отвратительная (польск.)
*** bezsensowny dowcip – глупая шутка (польск.)
****…под четвертый разряд – в царской России существовало 4 разряда призывников, которым предоставлялись льготы по семейному положению. И по необходимости пополнить ряды призывников до требуемого количества сначала призывали сначала льготников 4 разряда, затем, 3 и 2. Льготники 1 разряда призыву на службу не подлежали совсем. Ко льготникам четвертого разряда относились лица, следующие по возрасту после брата, находящегося на действительной службе.
Автор: Кьяроскуро
Фэндом: Ориджиналы
Пэйринг или персонажи: м/м
Рейтинг: PG-13
Жанры: Гет, Слэш (яой), Романтика, Драма
Размер: планируется Миди, написано 19 страниц
Кол-во частей: 3
Статус: в процессе
1 частьdepre-ss-tobi.diary.ru/p200127135.htm
2 частьdepre-ss-tobi.diary.ru/p200265867.htm
Тем временем лето кончилось, и в свои права вступила осень, а вместе с ней все жарче и жарче с каждым днем стало разгораться пламя войны. Тысячи внимательных глаз обратились к линиям фронтов, миллионы пытливых умов искали и не находили ответа на вопрос «Что же будет дальше?». Европа бурлила, подобно гигантской водяной воронке.
Но природе не было до этого решительно никакого дела. Солнце все так же всходило и садилось за горизонт, дни сменялись ночами, листья стали блекнуть и желтеть, а ягоды рябины, растущей под окном комнаты Тадеуша, наливались багрово-алым цветом, знаменуя тем самым суровую, морозную зиму. Впрочем, до этого было еще далеко, и ночи стояли теплые, влажные и душные, после сумерек накрывающие собой Кельце будто бы необъятным ватным одеялом.
читать дальшеОдна из таких ночей выдалась особенно жаркой. Агнешке не спалось – взбудораженная духотой и новостями с фронта, прочитанными накануне в газете, она до самого рассвета ворочалась на постели, сбивая простыни, а когда стало совсем невмоготу, встала, оделась и вышла на воздух.
Солнце должно было вот-вот выйти из-за горизонта. На востоке было уже совсем светло, и полнеба заливало мягким золотисто-розовым цветом. Глядя на это, Агнешка замерла, ибо, созерцая подобное, не хотелось ни говорить, ни двигаться. Она думала простоять вот так долго, до самого появления светила, но вскоре ее колени заныли от непосильной нагрузки, и экономка, тяжело шаркая по дорожке, углубилась в сад – ей вспомнилась вчерашняя просьба графини проверить, в порядке ли ее любимые гладиолусы, только-только раскрывшие самые нижние свои бутоны.
Клумбы смотрелись яркими островками посреди зеленовато-желтой гаммы листвы и травы – астры, хризантемы, бархатцы, золотарник привлекали к себе взгляд оттенками красного и оранжевого, белоснежного, нежно-фиолетового и пурпурного. Агнешка присела на корточки перед крупной, клонившейся под своей тяжестью веткой гладиолуса и кончиками пальцев погладила упругие, влажные от росы, ало-бордовые лепестки. Потом тень воспоминания набежала на ее лицо, и экономка слегка улыбнулась, продолжая механически поглаживать бутоны. Странный шум, долетевший издали, отвлек ее от мыслей.
Недоумевая, Агнешка поднялась и поспешила на звук. Пройдя сад насквозь, она подошла к ограде, за которой пролегала дорога на Кельце. И то, что предстало перед ее глазами, заставило женщину ахнуть и побледнеть.
По дороге шли русские солдаты – совсем не те, что видел Тадеуш из своего окна месяцем ранее. Эти солдаты, казалось, явились прямиком из какой-то адской мясорубки. Форма их была нечиста и оборвана, сапоги были серыми от пыли, на многих виднелись темные от грязи или от крови бинты, а на лицах лежала печать тупой, нечеловеческой усталости. Солдаты были на пределе сил. Но при этом они умудрялись соблюдать некое подобие порядка и сохранять строй, и это послужило причиной того, что в душе Агнешки поднялась волна невероятного уважения к этим несломленным мужчинам.
Солдат было немногим более шести десятков человек. Еще около десяти – офицеры, судя по погонам – ехали вдоль строя на лошадях, столь же измученных, как и люди. А совсем в конце колонны медленно двигалась повозка, где, по всей видимости, лежали раненые – те, кто не мог уже идти самостоятельно.
Но Агнешка увидела это все лишь мельком – более всех ее внимание привлек молодой красивый офицер, ехавший впереди строя. Он чуть сутулился от усталости и слегка покачивал головой в такт шагу своего скакуна, а глаза его неподвижно глядели прямо перед собой так, что, казалось, он грезит наяву. Но когда Агнешка пошевелилась, офицер резко повернул голову и уставился на экономку внимательным, цепким взглядом. Женщина оцепенела, а он толкнул пятками коня, одновременно натягивая повод вправо. От неожиданности животное всхрапнуло, дернуло головой и, неловко переступая с ноги на ногу, загарцевало на месте. Офицер досадливо ткнул его в бок еще раз, после чего конь послушно подошел к ограде, за прутья которой держалась Агнешка.
- Пани, - начал офицер хрипло, потом смущенно откашлялся в кулак и начал еще раз. – Пани, правильно ли мы движемся к Кельце?
Агнешка только согласно кивнула.
Серое от дорожной пыли лицо офицера буквально просияло.
- А далеко ли до него?
- Нет…нет, - экономка помотала головой. – Пяток верст всего.
Мужчина в порыве чувств прижал руку к груди, и губы его шевельнулись. «Ну, слава тебе, Господи» - угадала экономка по их движению. Потом офицер повернулся к бредущим мимо солдатам и красивым, хорошо поставленным голосом прокричал:
- Эскадро-он! Бодрее шаг! Пять верст всего осталось, братцы!
Он уже было направил коня обратно в строй, но на полпути обернулся и одарил Агнешку благодарной улыбкой.
- Спасибо Вам, пани. Век не забуду.
Разумеется, Агнешка о произошедшем без промедления рассказала господам, когда те спустились к завтраку. Графиня, слушая ее рассказ, то и дело поглядывала на мужа, и в ее глазах мелькал неприкрытый страх. Но граф не обращал на жену ровно никакого внимания – он все еще не простил ей глупого плана. Вместо этого он расспрашивал экономку, уточняя подробности.
- Так это были русские?
- Да, пан.
- А сколько?
- Около шести десятков. Да офицеры еще. И раненые.
- Негусто… Как, ты говоришь, их командир к ним обратился?
- Он крикнул «эскадрон», пан.
- Странно, - Фредерик пожевал губами, уставясь взглядом в портрет императора, висящий напротив него, и о чем-то задумался. Агнешка не сразу решилась его побеспокоить вопросом.
- Почему странно, пан?
- Эскадрон – конный отряд, - будто бы обращаясь к себе, отозвался граф. – И к тому же довольно значительный, под две-четыре сотни. А ты говоришь, что их было шесть десятков, и все шли пешком.
Экономка поспешила оправдаться, сочтя слова хозяина упреком.
- Шесть десятков и офицеры. Которые были на конях. Хотя, конями их назвать… - и женщина махнула рукой.
- Это почему же? – заинтересованный, граф оторвался от созерцания усов Николая и повернулся к ней. Женщина смутилась.
- Одна кожа да кости, пан. Хотя и солдаты выглядели не лучше. Где уж им о скотине заботиться, - Агнешка покачала головой, явно не одобряя подобного обращения с лошадьми.
Брови Фредерика взлетели высоко вверх.
- Да что ж ты молчала? – Фредерик от волнения подался вперед, вцепившись в ручки кресла. – С этого-то и надо было начинать. Очевидно теперь, что они только что из боя. Поэтому и коней при них нет, все полегли.
Агнешка хотела просить прощения, но граф остановил ее взмахом руки. О чем-то поразмыслил пару секунд, а потом решительно отъехал от стола.
- Вот что, Агнешка, - экономка знала такой тон графа. Знала она и то, что возражать ему в такие моменты нельзя. И она напустила на лицо самое внимательное выражение. – Зови Вацлава и вели Ирджи готовить коляску. Я поеду в город, узнаю сам, что да как.
Агнешка присела в реверансе и торопливо удалилась.
Графиня наблюдала за разворачивающейся сценой со все возрастающим беспокойством. Когда экономка исчезла за дверью, она порывисто поднялась и с мольбой посмотрела на мужа.
- Фредерик, пожалуйста… - начала было она, но граф не удостоил ее даже взглядом. Он двумя крупными глотками допил почти остывший кофе и отправился вслед за Агнешкой.
Тадеуш поднялся уже тогда, когда граф уехал в Кельце. Позавтракав в одиночестве, он хотел было пройтись по саду, но Каролина встретила его на пороге столовой и тускло улыбнулась.
- Доброе утро, сынок, - начала она, загораживая собой весь дверной проем. – Я хотела бы поговорить с тобой. Ты ведь не откажешь мне?
Как ни хотелось Тадеушу очутиться на воздухе, посидеть в своей любимой беседке, что стояла в дальнем конце сада и открывала прелестный вид на маленький пруд, куда по весне слетались утки, он послушно склонил голову и ответил, коснувшись губами протянутой материнской руки:
- Конечно, матушка, как пожелаете.
Графиня снова улыбнулась и повернулась к сыну спиной. Она отвела его в маленькую гостиную, чьи окна выходили на келецкую дорогу, и, усадив юношу напротив себя, взяла его руки в свои.
- Сынок, - начала она проникновенным голосом, - ты всегда меня понимал и не перечил мне.
- Да, мама.
- Ты был моим умненьким сокровищем, Тадзиу.
- Конечно, мама, - Тадеуш покорно кивал в такт ее словам. Он не мог спорить с матерью, когда она принимала подобный вкрадчиво-ласковый тон – ни в детстве, ни сейчас.
- И ты понимаешь сейчас, что твой отец может погубить нас всех?
- Погубить?
- Если он расскажет про наш план…Если выдаст тебя…
- Мама, не говорите так, - как можно мягче возразил ей Тадеуш. – Разумеется, отцу не нравится план, - «Как и мне» - мелькнуло у него в голове, но юноша не стал этого говорить, - но он не будет нас губить. А кроме того, - Тадеуш сделал маленькую паузу, обдумывая свои дальнейшие слова, - кроме того, отец слишком печется о своей чести, чтобы признаться хоть единой живой душе в том, что его родной сын…
- О, да, - горько поджала губы Каролина. – Это все его польская кровь. Порой он бывает просто одержим своей честью, - она помолчала секунду и добавила. – Я рада, что ты не такой.
Эти слова неприятно резанули слух Тадеуша. Не такой? Значит ли это, что мать считает его бесчестным человеком? Он чуть поджал губы, но переспрашивать не стал.
- Но ты ведь понимаешь, что наш план – это единственный выход? – не дождавшись от сына ответной фразы, продолжила графиня еще более вкрадчивым тоном.
- Почему же единственным? – Тадеушу совершенно не нравился тот оборот, какой принимал его разговор с матерью, и он решился возразить. – Отец мог бы пристроить меня к штабу – помнишь, в июне к нам приезжал его бывший командир…
- Нет! – вскрикнула Каролина, отталкивая от себя руки сына. – Нет, - повторила она. – Я не позволю тебе. Ты должен остаться здесь, со мной.
Мысль о штабе пришла Тадеушу в голову пару недель назад, когда он читал выписанную недавно книгу Гюго. Обдумав пришедшую к нему идею как следует, юноша пришел к выводу, что она способна на существование – несмотря на страх войны, заперший его, точно узника Бастилии, в четырех стенах дома, крохотной части его натуры (скорее всего, той самой польской крови, о наличии которой у отца столь небрежно высказалась Каролина) была не чужда жажда славы и желание стать героем, впрочем, желательно без особых усилий и тем более телесных увечий. Но часть эту без труда подавляло чувство самосохранения и благоразумие. А вот слова Каролины смогли пробудить ее в юном Корс-Красовицком, и лишь по этой причине он решился вступить с матерью в спор.
- Работа в штабе совсем иная, нежели сражение на поле боя, - Тадеуш предпринял еще одну попытку переубедить мать. – Никакой угрозы почти нет.
- Почти? Почти?! Да это та же самая война!
- Но, мама, войдите и Вы в мое положение, - видя, что на доводы рассудка Каролина не реагирует, Тадеуш попробовал достучаться до нее с помощью эмоций. – Я умру со стыда, если мне придется выйти в женском платье на люди. Как я им потом в глаза буду смотреть?
- Со стыда ты не умрешь, никто еще со стыда не умирал, - в голосе графини послышалась сталь. – Тем более, что ты будешь далеко не первым, кто переодевался в женский костюм, дабы сохранить себе жизнь. Вспомни хотя бы мсье д`Эона.
- Мсье д`Эон надевал женское платье не для того, чтобы спасти себя, - Тадеуш вспомнил господина, о котором говорила мать – он читал о нем в какой-то книге. – Наоборот, он пользовался этим приемом, чтобы добывать информацию.
- А Филипп Орлеанский?
- Ради развлечения.
- А мсье де Шуази?
- Он считал себя женщиной, потому и переодевался в женские наряды, - парировал Тадеуш. В свое время книга «Графиня де Барр» весьма сильно впечатлила его, но, скорее, в смысле более отрицательном, нежели положительном – женоподобный юнец, говорящий о себе в женском роде и сходящий с ума при виде платьев, украшений и прочей женской мишуры вызвал у него легкое чувство гадливости. А теперь, получается, он должен будет стать вторым де Шуази?
- Ах, ну какое это имеет значение, - Каролина, исчерпав свои аргументы, досадливо отмахнулась. – Я лишь хотела сказать, что в этом нет ничего бесчестного.
- Общество и отец думают иначе.
Графиня нахмурилась и отвернулась к окну. И вдруг она будто окаменела.
- Матушка, что случилось? – Тадеуш обеспокоенно привстал из кресла.
Вместо ответа Каролина молча указала ему на главную аллею. К дому Корс-Красовицких приближался настоящий конный отряд – около двадцати человек верхом.
- Кто они? – выдавила графиня. – Что это значит?
-Я не знаю, - Тадеуш прильнул к окну. – Я не знаю их. Но…вон отец! Он…говорит о чем-то с одним из них.
- Идем, - графиня, вскочив с кресла с резвостью, поразившей Тадеуша, схватила его за руку и поволокла в свою комнату, игнорируя его попытки к сопротивлению.
Каролине хватило двадцати минут, чтобы превратить сына в племянницу. И все это время она без устали ворковала, не давая Тадеушу вставить ни слова поперек, а руки ее тем временем одевали, затягивали, завязывали, вплетали и поправляли. Но как только был нанесен последний мазок, и графиня приумолкла, юноша отшатнулся к двери и, в сердцах припечатав дрожащим от унижения голосом:
- Я не выйду в этом на люди. Это уж слишком, - выбежал за дверь с намерением запереться в своей комнате. Но на полпути Корс-Красовицкий наткнулся на неожиданное препятствие в виде отца и незнакомого мужчины в военной форме.
Узрев сына в подобном виде, граф побагровел от ярости, но вынужден был смолчать, хоть и губы его задрожали от делания наброситься на Тадеуша с упреками. Тадеуш же не обратил на это внимания – спутник, сопровождавший Фредерика, отвлек его на себя.
Присутствуй при этой встрече Агнешка, она немедленно признала бы в нем офицера, что говорил с ней этим утром. Он по-прежнему выглядел смертельно усталым и оставался все в той же пропыленной форме, что и была надета на нем с утра. Но глаза его горели решимостью и колоссальной внутренней силой – прекрасный образчик бравого русского офицера, хоть сию же минуту на холст.
До появления Тадеуша офицер и граф, по всей видимости, что-то обсуждали. Но когда перед ними возник юный Корс-Красовицкий, гость осекся и уставился на него во все глаза. И после этого на протяжении всего дальнейшего разговора его горящий взгляд почти ни на минуту не покидал лица Тадеуша, что последнего весьма нервировало.
Немую сцену прервало появление графини. Она выплыла вслед за сыном, окинула быстрым взглядом место действия, после чего мило улыбнулась офицеру.
- Добро пожаловать в наш дом, - светским тоном обратилась она к незнакомцу, после чего повернулась к мужу и мягко попросила. – Ma cher, будь так добр, представь нас гостю.
Граф в ответ ожег ее яростным взглядом, но все же сумел процедить, соблюдая приличия:
- Счастлив представить Вам мою жену, Каролину Генриховну…
- …и нашу племянницу, - торопливо перебила его графиня, после чего одарила гостя торжествующей улыбкой, предназначенной для мужа. – Аделаида Казимировна.
- Очень рад, - отозвался офицер и, склонившись, едва быстро коснулся губами протянутой графининой руки, а потом протянул ладонь Тадеушу, глядя на него так, будто бы стараясь прочесть его душу, словно иную книгу. Юноша замялся, но графиня незаметно толкнула его в бок, и он был вынужден подать гостю свою руку. Офицер склонился над ней, не отрывая взгляда от лица Корс-Красовицкого, и столь медленно, сколь только позволяли приличия, прижался губами к тыльной стороне его ладони.
Тадеушу было дико и неловко смотреть на это, и потому он немедленно выдернул свою руку из пальцев мужчины, как только перестал чувствовать на своей коже его горячие губы. А потом уставился на пейзаж, висящий на стене, стараясь не замечать проникновенного взгляда офицера, вновь, как стрелка компаса к северу, обратившегося к нему. Впрочем, через несколько секунд гость усилием воли перевел глаза на графиню и, слабо улыбнувшись, повторил:
- Очень рад. Позвольте представиться, лейб-гвардии ротмистр Кленовский, - он выпрямил и без того ровную спину и молодцевато щелкнул каблуками.
- А по батюшке? – графиня чуть зарделась от удовольствия, отнеся этот щелчок на свой счет.
- Николай Дмитриевич.
- Чудесно.
Каролина желала сказать ротмистру что-то еще, но тут в разговор вмешался молчавший до сих пор Фредерик, медленно багровеющий от злости.
- Не кажется ли тебе, ma chère, - поинтересовался граф у жены самым ядовитым тоном, на какой был способен, - что господин офицер устал и что ему требуется отдых?
- О, конечно, - графиня сделала вид, что не замечает мужниной злости. – Покорнейше прошу меня простить, Николай Дмитриевич.
- Настуся, отведи господина офицера в гостевую комнату, - не давая жене закончить и не предоставив Кленовскому ответного слова, обратился граф к появившейся в коридоре служанке. Та присела в реверансе.
- Пожалуйте за мной, - обратилась она к офицеру и поспешила к лестнице на второй этаж.
Кленовскому ничего не оставалось, кроме как следовать за ней. Впрочем, до того, как уйти, он успел почтительно кивнуть всем троим Корс-Красовицким и ожечь Тадеуша очередным горящим взглядом.
Как только его шаги стихли, Фредерик взялся за колеса кресла.
- Мне кажется, нам есть, что обсудить, - процедил он, ни к кому конкретно не обращаясь, и покатил прочь. Мать и сын переглянулись и поспешили за ним.
Корс-Красовицкие устроились в маленькой гостиной. Как только дверь была закрыта, граф обратил к жене свое багровое от ярости лицо.
- Как Вы смели, - заговорил он прерывающимся голосом, - как только посмели это сотворить? Это…это… okropnie*!
Подчеркнутое «Вы» и проскальзывающие то и дело польские слова не обещали Каролине ничего хорошего.
- Что за brzydka** идея! Я сразу сказал Вам, что подобный план решительно невозможен. Господи, да это же была всего лишь bezsensowny dowcip*** моего брата! А Вы…во что Вы только посмели превратить моего сына?!
- И во что же? – Каролина, хоть и была напугана видом мужа, держалась неприступно. Она гордо вздернула подбородок и смерила графа холодным взглядом. – Я, в отличие от Вас, сделала хоть что-то, чтобы защитить нашего сына.
- Я собирался предложить ему место при штабе, - Фредерик, не ожидавший от жены контратаки, немного сбавил тон. – Я хотел сказать Вам…
- Штаб, армия – какая разница, - графиня отмела его слова с той же легкостью, с какой отмела ранее аргументы сына. – Я хочу, чтобы мой сын был здесь, со мной, а не где-то в чистом поле под градом пуль. Я не хочу, чтобы мой сын, - она на миг остановилась, но после продолжила, медленно цедя одно слово за другим, - превратился в еще одного Александра.
При этих словах от лица графа отхлынула вся кровь, и оно стало белее его накрахмаленного воротничка. Тадеуш, до тех пор сидевший молча и разглядывающий доски паркета, вскинулся и со страхом поглядел на отца, боясь, что слова матери окажут на него чересчур большое действие. Но Фредерик, к счастью, скоро пришел в себя. Запал его, тем не менее, весь вышел, и продолжать обмен упреками стало уже решительно невозможно.
Тадеуш знал, чем попрекнула отца Каролина – знал тайно, от Агнешки, считавшей, что сын своего отца имеет право быть в курсе. А речь шла вот о чем.
До Каролины Фредерик уже был однажды женат. Его супругой являлась некая русская не то графиня, не то княгиня (ни имени ее, ни фамилии, ни титула Тадеушу вызнать у экономки так и не удалось). Как говорила Агнешка, о любви меж мужем и женой речи не стояло – холодный расчет и не более. Тем не менее, от этого брака был рожден сын, названный Александром – в честь правившего в те годы императора Александра III.
Когда мальчику минуло пять лет, тогдашняя графиня Корс-Красовицкая скоропостижно скончалась от туберкулеза. Но граф недолго оставался неутешным вдовцом. Спустя полгода он повстречал на одном из приемов юную и ослепительно прекрасную австриячку Каролину Рейхенхоф, почти немедленно сделал ей предложение, и оно, разумеется, было с радостью принято.
Но маленький Александр так и не сумел принять новой матери. И так не очень привязанный к отцу, после свадьбы его он и вовсе едва ли не возненавидел графа – ему казалось, будто Фредерик своим поступком предал память его матери.
Сам граф, конечно, пробовал изменить ситуацию к лучшему, но тщетно. И в итоге Фредерик махнул на упрямого ребенка рукой, погрузившись в семейную жизнь с красавицей женой. А уж когда у четы Корс-Красовицких родился сын, граф, кажется, и вовсе забыл о существовании первенца. Тем не менее, когда подошло время, Александр был отправлен на учебу в Петербург. Кто бы мог знать, что он оттуда больше никогда не вернется в отцовское имение? Спустя несколько лет от него Фредерику пришло письмо, оказавшееся первым и последним. В нем писалось, что Александр, с отличием окончив Владимирское военное училище, решил идти по военной стезе, что он взял фамилию матери, от своей доли отцовского наследства отказывается в пользу второго ребенка и более не смеет докучать господам Корс-Красовицким. С тех пор имя Александра в доме оказалось под негласным запретом.
То, что Каролина сейчас так внезапно и безжалостно вспомнила о нем, говорило о твердом решении графини идти до конца. И что оставалось делать Фредерику? Первый сын был для графа сплошной незаживающей раной, и когда слова Каролины так мучительно резанули его по больному, Корс-Красовицкий разом растерял все те упреки, всю ту злость, все те немногие силы, что еще у него оставались, и понял, что этот бой для него проигран. И потому он лишь устало проговорил:
- Если кто узнает…это будет страшный позор. Бесчестье.
Каролина взглянула на мужа, и он вдруг показался ей таким старым и беспомощным, что у нее сжалось сердце. Она подошла к мужу и сжала его руку в своих ладонях.
- Прости меня. Но я была так испугана… Ты же знаешь, что Тадеуш попадает под четвертый разряд****. Его могут забрать в любой момент. И когда я увидела тебя с этим офицером… Я подумала…
- Что это воинский начальник? – грустно усмехнувшись, закончил за Каролину граф и едва ощутимо пожал ее руку. – Глупенькая. Разве я привел бы его в свой дом?
Несколько минут гостиная была погружена в тишину. Потом графиня едва слышно вздохнула.
- Но ведь сделанного не воротишь?
- Уже нет, - Фредерик с сожалением покачал головой. – Но я сделаю все, что в моих силах, чтобы правда не вышла на поверхность. Хоть и считаю это поступком, недостойным дворянина.
Каролина благодарно улыбнулась супругу и поцеловала его ладонь. Тот лишь слегка нахмурился.
- Ладно, оставим это. Я хотел бы объяснить вам появление этого офицера в нашем доме.
Каролина и Тадеуш обратились в слух. И граф, слегка пожевав губами, начал рассказ.
*okropnie – чудовищно (польск.)
** brzydka – отвратительная (польск.)
*** bezsensowny dowcip – глупая шутка (польск.)
****…под четвертый разряд – в царской России существовало 4 разряда призывников, которым предоставлялись льготы по семейному положению. И по необходимости пополнить ряды призывников до требуемого количества сначала призывали сначала льготников 4 разряда, затем, 3 и 2. Льготники 1 разряда призыву на службу не подлежали совсем. Ко льготникам четвертого разряда относились лица, следующие по возрасту после брата, находящегося на действительной службе.
Вопрос: Ну как вам?
| 1. Отлично, пиши дальше.) | 0 | (0%) | |
| 2. Eh. | 0 | (0%) | |
| 3. Обоснуя ноль, характеры слабые, КГ/АМ | 0 | (0%) | |
| Всего: | 0 | ||
@темы: Тем временем в Р`льехе, Содомское греховодье, ...и в повисшей тишине раздавался натужный скрип пера